Запрет на любовь. Любовь. Приключения. Эротика - Кора Бек

При нашем появлении Роза, с присущей ей легкостью движений встала, и, согнав со своего высокого выпуклого лба вертикальную морщинку меж длинных бровей, которая у нее появлялась, стоило ей о чем-то задуматься, подошла к маме и, с несвойственным ей порывом, вдруг молча обняла ее, спрятав лицо в маминых волосах. Мне показалось, что Роза вот-вот заплачет. Но нет, в ее обычно сухих глазах не было и намека на слезы, когда она, пригласив маму присоединиться к ним, села за стол.

Время от времени мои женщины устраивали подобные посиделки, которые они в шутку называли «девичниками». Нередко такие «девичники» продолжались до самого утра, когда подруги, в атмосфере взаимной нежности и теплоты, увлеченно разговаривали, читали стихи, делились разными воспоминаниями и откровениями, в общем, общались друг с другом по душам.

Эта многолетняя дружба, прошедшая через многие испытания, наш дом, наша семья были их надежной гаванью, куда после всех своих жизненных потрясений, разочарований и обид они всегда возвращались, зная, что найдут здесь понимание, сочувствие, любовь.

– Все в порядке, девочки? – с некоторой тревогой спросила мама.

– Какой разговор, Лорочка? Когда это у нас что-нибудь было не в порядке? – взмахнула рукой, блестя живыми лукавыми глазами, Сабина.

– А по какому поводу застолье, если не секрет?

– Просто захотелось расслабиться, тряхнуть стариной, – пошутила Роза. – А то все работа, учеба, бесконечные дела, глядишь, там и молодость пройдет.

– Перестань, Роза, что за пессимистическое настроение? – возмутилась жизнелюбивая Сабина. – Мы еще девчата хоть куда, верно?

– Так – так, – рассмеялась мама, – нам и семнадцать можно дать, особенно, когда рядом нет настоящих семнадцатилетних. И все же я была бы не против скинуть годков пять-шесть.

– И все начать сначала и по-другому, – подхватила Роза.

Однако мама запротестовала:

– Нет, ведь было много и хорошего! Зачем все менять?

– Все – не все, но будь такая возможность, Лора, скажу честно: Руслана встретить на твоем жизненном пути я бы тебе точно не пожелала! – неожиданно горячо произнесла Сабина, и за свою бестактность тут же была вознаграждена легким щипком Розы.

Но Сабина тонкости сделанного ей намека не уловила и возмущенно выпалила:

– Ты что это, дорогая, щипаться вздумала?

Мама, сделав вид, будто ничего не слышала, заинтересованно разглядывала тонкий узор по краю скатерти, а Роза поспешно предложила их излюбленный, ставший традиционным тост – восьмистишие божественной Анны Ахматовой:

Я пью за разоренный дом, За злую жизнь мою. За одиночество вдвоем, И за тебя я пью. За ложь меня предавших губ. За мертвый холод глаз. За то, что мир жесток и груб. За то, что Бог не спас

Роза читала негромко, с некоторой расстановкой, но сегодня в ее обычно ровном голосе я с тревогой услышал нотки какой-то пугающей опустошенности, даже потерянности. Так мог бы говорить человек, переживший горечь предательства. А что случилось у Розы?

– За то, чтобы Бог нас всех спас! – голос Розы на мгновение дрогнул, но, сделав паузу, она мужественно продолжила: Иногда становится страшно, трудно и больно жить, когда вдруг сталкиваешься лицом к лицу с предательством, хуже того, с неосознанной подлостью, просто опускаются руки. И тогда очень хочется поверить в существование какой-то высшей справедливости, назовем ее Богом, Абсолютным духом или как-то еще. Да спасет нас Бог, девочки!

– Ты права, Розочка, – растроганно произнесла посерьезневшая Сабина, – надо жить и надо верить всем смертям назло!

***

На другое утро меня разбудил по-весеннему яркий солнечный луч, проникавший сквозь неплотно задернутую занавеску. Мамы в комнате не было. Я услышал, как в кухне звонкой струей бежит вода из-под крана, перекрывая шкворчание сковороды, и понял, что она сейчас готовит завтрак. Обязанности в нашем доме были распределены таким образом, что каждая из подруг поочередно занималась хозяйственными делами. Сегодня был мамин день, а это означало, что она до вечера будет дома, пока не придет время идти на работу. Мысль, что я так долго буду видеть ее, привела меня в хорошее расположение духа, потому что несмотря на мою искреннюю привязанность к Сабине и Розе, я всегда очень скучал по маме, и не чувствовал себя так спокойно и надежно, как то бывало, когда она находилась рядом, даже занятая своими делами, но рядом.

Лежа в кровати, я сейчас с любопытством наблюдал за тем, как солнечные блики отражаются в зеркале. Занавески на окне под дуновением ветерка слегка колыхались, и солнечные пятна смешно перебегали по зеркальной поверхности, словно играли между собой в «догонялки». Одни из них были побольше, другие – поменьше, мне они казались братьями и сестрами небольшой дружной солнечной семейки, и это вызывало во мне некоторую зависть. Я-то был у мамы один, и, наверное, поэтому на меня порой нападали приступы острого отчаяния, когда мне ужасно хотелось плакать. В таких случаях странные взрослые, как правило, принимались ощупывать мой живот, словно то было единственное место, способное болеть.

Пошумев еще немного на кухне, мама вошла в комнату, и, увидев, что я проснулся, подхватила меня на руки, вдыхая запах моего тела, и щекоча мне шею выбившимися из-под косынки волосами. Затем поднесла к зеркалу и с гордостью сказала:

– Вот какие мы уже стали большие! Что скажет папа, когда нас увидит?

Признаться, меня мало волновало мнение моего так называемого отца. Но я в который раз подивился тому, как странно, совсем по-другому устроен этот народ – женщины. Нередко прекрасная половина человечества придает огромное значение и какой-то особый смысл вещам, мимо которых другая половина пройдет, и даже не заметит.

Вечером к нам пришли Гога с Вахтангом. Всегда опаздывающая мама столкнулась с ними у самого порога, и, на ходу поздоровавшись, побежала на работу. Мужчины пришли приглашать девушек в кино, но из-за того, что меня опять не с кем было оставить, посмотреть новую французскую комедию отправились лишь Сабина и Гога.

Розу очень беспокоило мое состояние, так как ближе к вечеру у меня появились небольшая температура и легкий кашель, но моя нянюшка редко в каких ситуациях терялась. Вот и сейчас она, ловко удерживая меня одной рукой, другой быстро заваривала на плите настой багульника. Убедившись, что он достаточно остыл, она добавила в него немного сахара, и принялась поить меня этой не самой приятной на свете жидкостью, абсолютно не реагируя на мое недовольство. Затем Роза усадила меня рядом с собой на диван, предварительно соорудив заграждение из пышных подушек, дабы я не нарушал отведенной мне территории.

Все это время, предоставленный самому себе, Вахтанг, листал журналы, заполняя оставшиеся неразгаданными кроссворды. Он не скрывал своей радости, когда увидел, что все в порядке, и Роза, наконец-то, освободилась.

Горячая сторонница формулы: «мужчина в доме – вынужденная, но необходимая часть интерьера», Роза, откинувшись на спинку дивана, разглядывала Вахтанга так, как если бы перед ней находился какой-нибудь музейный экспонат. Я был готов поспорить, что она уже успела определить для себя чистоту его носков и свежесть сорочки.

Говорил в основном Вахтанг. Роза, несмотря на свой независимый нрав, считавшая, что любой мужчина всегда умнее женщины, больше помалкивала, лишь изредка вставляя замечания. По-видимому, она была весьма довольна тем, что ее гость вполне способен развлечь их обоих, и нет никакой необходимости лишний раз утруждать себя.

Удобно расположившись в кресле, Вахтанг ласково поглаживал забравшегося к нему на колени хитреца Марсика, и, казалось, ничуть не был смущен пассивностью своей собеседницы. Сначала он с энтузиазмом рассказывал ей театральные новости, потом читал стихи, обнаружив при этом хороший вкус, и вдруг все в той же тональности продекламировал:

– Она была самой удивительной, прекрасной, одухотворенной и недоступной женщиной, которую мне когда-либо приходилось видеть!

Бросив косой взгляд в зеркало, Роза уверенно – лениво обронила:

– Это вы обо мне?

– Нет! – широко улыбнулся Вахтанг. – Просто случайно вспомнил высказывание из книги, которую недавно прочитал. Но мне кажется, что в природе таких женщин, к сожалению, не существует. Во всяком случае, я не встречал.

На миг побледнев, Роза тут же взяла себя в руки и невозмутимо ответила:

– Должна признаться, точнее, предупредить, что в этом доме нет доступных женщин и вы, думаю, только напрасно теряете здесь время.

– Вы обиделись? – покаянным голосом произнес Вахтанг.

Но каяться уже было поздно. Ошибки, особенно допущенные сильным полом, «железная» Роза не прощала никогда. Гордо откинув голову, она усмехнулась: